С мoмeнтa нaчaлa вoйны ты да я нaблюдaeм зa тeм, кaк рoссийскиe «ястрeбы» пытaются пoстaвить пoд ружьe мoрaльныx aвтoритeтoв прошлого. Сие их стараниями Пушкин, Достоевский и Толстой начали выполнять место торговых представителей по продаже имперских фантомов.
График их действий обычно довольно проста. Берут, например, пушкинское «Клеветникам России», проводят аналогию посредь польским восстанием и украинским майданом. А после этого отправляют Алексаня Сергеевича виртуально воевать за «Новороссию». Российские ястребы отказываются вникнуть, что «солнце русской поэзии» из своего 19 века сокровища) не может быть моральным камертоном для событий века двадцать первого.
Шаг в том, что любой человек принадлежит только той эпохе, в которой возлюбленный сформировался. Иначе нам придется вспоминать о том, что Ас пушкин был рабовладельцем, Достоевский – ксенофобом, а Фет – антисемитом. Мы отнюдь не делаем всего этого лишь потому, что прошлое подобает оставлять прошлому.
Хотите понять, на чьей стороне был бы Санюра Сергеевич? Тогда пусть он родится в 1970 году. Закончит школу присутствие Горбачеве, призовется в армию в одной стране, а демобилизуется в другой. Посмотрит лебединое озерцо в 1991, сделает свой выбор в 1993. Пусть при нем случится Курск, Беслан, «Булгария», взрывы в метрополитен, отмена выборов и коррупционные скандалы. Сперва пропустите классика после российскую мясорубку повседневности, и только потом узнаете, на чьих знаменах возлюбленный окажется.
Переносить морального авторитета в современность можно не более тогда, когда этот авторитет нам худо-бедно сходен и худо-бедно понятен. Как, например, Довлатов. Который, у места, всю свою жизнь считал Че Гевару бандитом. И убедите меня, что же Сергей Донатович нашел бы десять отличий между Че Геварой и Игорем Стрелковым. Водан из которых экспортировал свои представления о том, как стоило бы жить в Боливию, а другой – в Украину.
Современный Кремль последние две года пытается продавать «русскость» как пакетный товар. Тырли-мырли, ежели русский, то обязательно должен радоваться Крыму, Донбассу, касаться Обаму обезьяной и требовать казачьих патрулей для всех, кто такой носит разноцветные штаны. Ежели русский, то должен западать на кирпичные стены Кремля и на тех, кто в ней лежит. Разве что русский, то в сапогах к индийскому океану, украинцев к ногтю, искандерами по мнению лувру и спасительные молебны по имя архаики.
В итоге, послесоветский русский сегодня вынужден сдирать с себя все те ярлыки, которые получи и распишись него навешивает Москва. Потому что в этом зонтичном бренде сию минуту Вика Цыганова и Хирург, Всеволод Чаплин и Рамзан Кадыров, воинственная гомофобия и радиоактивный пепел. Кром умудрился начинить «русскость» кондовой архаикой, мракобесием и шовинизмом. И близ этом объявить пятой колонной всех тех, кто с этой начинкой маловыгодный согласен.
В итоге, одна из ключевых дискусий посередке либеральной и провластной Россией – это спор о том, что, собственно говоря, есть Россия.
По одну сторону баррикад тетунька, кто считают, что Россия Чайковского, Лермонтова и Толстого ни под каким видом не связана с той Россией, которая воюет сейчас с Украиной. А сообразно другую сторону баррикад те, кто считают, что сии две России – одно и то же.
Разница посереди ними в том, что сторонники первого подхода – понимая неотвратимый крах России агрессивной, пытаются спасти Россию культурную. А их оппоненты готовы и впоследствии времени раздавать моральным авторитетам пригласительные билеты на «Титаник». Никак не понимая, что рано или поздно все это пойдет сверху дно.