Командир танка: Контуженные – это знак качества

Eсли любитe кoфe, тaнки иначе xoтитe узнaть рeцeпт прeoдoлeния дeпрeссии, рaзрaбoтaнный oчeнь крутым тaнкистoм – oбязaтeльнo прoчтитe этo интeрвью.
Глaвный сeржaнт взвoдa – кoмaндир тaнкa Рoмaн Мaринoв в сoстaвe 30-oй oтдeльнoй мexaнизирoвaннoй бригaды прoшeл и aннeксию Крымa, и oдни изо сaмыx гoрячиx тoчeк AТO. Пoслe списaния из aрмии – oчeнь пoзитивный бaристa Veterano Coffee, кoтoрый сумeл рaзрaбoтaть сoбствeнный рeцeпт пo прeoдoлeнию кoнтузии и вoзврaщeнию в мирную дни.
Сaйту «24» oн рaсскaзaл o том, в чем главная головоломность возвращения с войны, что общего между профессиями танкиста и баристы и объяснил, что так танки – это круто.

Почему танки – это классно?
Потому что нет ничего круче, чем танки! Сие же основная ударная сила и мощь наших войск.
Зайдем с кто-то другой стороны. Почему танкисты – это круто?
Танкисты – сие отдельная каста. Если со стороны негатива смотреть, в таком случае это люди, которые знают, что если они умрут – ведь похоронят даже не ногу. Просто жменю пепла возьмут, в урну закинут, и маловыгодный факт, что в этой жмене будет именно от тебя пепел. То есть (т. е.) наоборот – тебя там близко не было, а тебя уж пять раз похоронили. Короче, танкист – он и без икона танкист.
В танке время идет по-другому. Весь замедленно. Когда пехотинец бежит, ему кажется что целое быстро, он бежит – вжух! – он упал, просвистело, симпатия встал, пострелял. У нас все медленно. Видишь поле, идеже и свои, и чужие. Мы когда против российских Т-72 бодались, я заценил: мальчик сидит в окопе, пулемет поднял себе перед носом, и сидит неприметно стволом вверх стреляет. Я тогда так разозлился – стрельнул плечо к плечу с ним из пулемета, чтобы он понял, что нужно правда бы какую-то оборону держать.
Как Ваш брат в танкистах оказались?
Случайно. Хотел поступить на правовой, и мне сказали, что если отслужить в армии – то сие будет хороший плюс. Пошел служить, мне понравилось танковое действие, и так остался на контракте в 30-ке. Прослужил 6 планирование и два месяца. Мне хватило, наигрался.

Я так понимаю, яко из этих шести лет два года совсем насыщенные получились. Ваша летучка видела и Крым, и Саур-Могилу…
Мы, получается, одновременно за 95-й приехали в Крым, их заменили на книга направлении.
И как там было?
Холодно. И кроме еды. До сих пор ненавижу все эти консервированные огурцы-яйца. Потому что тогда мы кроме них ничего безграмотный ели – столовая только через три недели после нас приехала, выживали получи консервах.
После Крыма мы поехали в операцию перед названием «Рейд». Это, наверное, единственное, про что я могу прямолинейно разговаривать. Дебальцево – мы там страдали, конечно. А в 2014 году было любое четко и понятно – там закрепились сепары, и их надо отстукать.
Наступать интереснее?
Ну, просто мужиком себя чувствуешь! Твоя милость же нападаешь! А если просто сидишь, обороняешься – ну, такое.
По-под Солнцево, где у нас была перевалочная база, нас главнейший раз обстреляли. Потом была Саур-Могила, где наша сестра все быстренько взяли, но правда потом пришлось дать отбой, чтобы переждать артподготовку. Мы там еще флаг сбивали общероссийский. Потом Степановку подзахватили, Мариновку чистили. Потом уже в сторону Счастья двигались неусыпно. Потом поехали на пару недель в Новоград, потом отправили для Ширлан, потом – на Крым. Потом – на Донецкий небесный причал, когда его уже оставили, нас отправили его взад. Ant. прямо забирать. Но не получилось: заехали на минное край, карты на него не было – и операцию свернули. П нас перенесли на Дебальцевское направление.

Там как и было интересно…
Там был, как я называю, «Сложный Новый год на горизонте». Обстрелы были все перфект. На некоторых постах расстояние между минами – 3 секунды. Конец это лупит в твоем квадрате, стреляют прицельно по блокпосту.
Гляди там мы и встретились с русской «72-й», популялись. У меня до этого часа пушка не работала, после первого выстрела оборвало для ловушке тросы, меня ранило, парализовало полруки, не был в силах достать ручную ловушку, чтобы поднять. Наводчик был пограничником, спирт про такие приколы не знал, пришлось обходиться стремительно. Но ничего, мы их отмутузили. После того паки (и паки) поехали раненого отвезли, отвезли на пост масло, разведчики пока попросили хату одну развалить, где стояла техника. И уж потом я поехал на Коммуну, район Дебальцево.
Если на то пошло как раз объявили очередное перемирие. И получилось так, почто перемирие было везде, кроме Дебальцево – всю артиллерию свезли тама, чтобы нас «проучить». Мы когда выходили, у меня в танке ни одного целого бака не осталось, до сих пор поотрывало.
Выходить сложно было?
Сложнее безграмотный было нигде. Я тогда первый раз в танке, когда требуется было действовать, не мог ничего сделать – так большой пацанов было, что если бы я стрельнул из любого вида оружия, согласно любому погиб бы кто-то из своих. Я после этого просто уперся головой в люк и магазины свои автоматные выкидывал, с тем пацаны заряжались, и им было чем стрелять. Вылезти в свой черед не мог, потому что на люке человека двое сидели, я его даже поднимал с трудом.
После Дебальцево я выехал в Бахмут, где меня осмотрел врач, сказал, что я контуженый. Хотя он ничего не предпринял, и ближе к вечеру меня закоротило, начал проводить) в жизнь всякое. Так что меня просто отвезли в больничку. В будущем лечение, и списали по ранению.

Возвращаться после сего сложно?
Сложно, честно. Я до сих пор маловыгодный понимаю эту планету, для меня это все опасно. Печально люди думают. Многие даже не задумываются, будто рядом какая-то беда. Люди же деляться нате тех, кому все равно, и кому не все в одинаковой степени. Вот когда видишь тех, кому все равно, – весь печалька становится. Но зато я уверен, что дети сделают эту страну.
Благодаря тому в детей верите?
Потому что частенько приглашают в школы. Вижу, что у детей глаза горят. Они когда встречают бойцов – во (избежание них это супергерои. Они, конечно, может, и замечают негативные образ действий военных, но больше верят в героев. У нас такого приставки не- было.
Такую историю расскажу. Мой брат также на контракте служил. Ему когда отпуск дали, дьявол решил в нашу школу сходить. А у нас директор школы – сепар, дабы было понятно. Директор начал на брата орать, чего мы, бендеровцы, людей убиваем. Вот реально повезло, что же брат первым в школу зашел, а не я. Брат просто старших уважает беспримерно, даже если это – сильно негативные персонажи.

После этого госпиталя у военных, как мне кажется, начинается какое-в таком случае ощущение ненужности. Было такое?
Было. Теряется функция. Когда был на войне, понимал, что есть глобальная функция. У меня, как у танкиста, была большая ответственность, и за тех людей, которые шли ради мной, и за тех людей, которые сидели со мной. Главным было неважный (=маловажный) нагнуть сепаров, а вывести тех людей, которые пришли со мной. И, тьфу-тьфу, краса Богу, я всех вывел. Это вот из серии «я – красавчик, во всех отношениях четыре, а мне – пять». Хотя, два раза танчик у меня горел, же личный состав не потерял. Мы в таких случаях беда оперативно можем работать, каждый знает, что делать.
Я чувствительно потерялся, пока меня лечили. В психиатрии же как лечат – баки забили антидепрессантами, ходишь одуванчиком, никого нет не трогаешь, но внутри срач творится такой, некоторый порой даже выговорить не можешь.

У меня задним числом контузии было сразу три осложнения – я не видел, неважный (=маловажный) слышал и не говорил. Мне печально было лишний однажды еще раз все это переживать, так что, разве давали какие-то таблетки успокоительные, я их лопал с удовольствием и думал, что-нибудь наша медицина может все.
Осложнения же изо-за стресса вылезают. Идешь-идешь, где-то перенервничал, кто такой-то позвонил, какая-то новость совсем плохая, и разом) – фух! – зрение пропало, стоишь и ничего не видишь. Там – оп! – свет включили, осмотрелся и пошел дальше.
Что это все прошло?
Так оно, в принципе, и приставки не- прошло. Я вот семь месяцев не заикался, поехал получай медкомиссию, там со мной поговорили как с собакой – и во снова заикаюсь.

Почему все наиболее интересные собеседники изо бойцов не считают себя какими-то особенными?
По сей день какие-то яркие действия на войне связаны с большими жертвами. Для этот негатив лишний раз вспоминать не хочется. Тетушка, кто воевал, – каждый молчит про свое.
Регалии есть?
Вообще ничего. АТО-шную медаль прошу фошка года. Военкомант Деснянский мне дал значок «Захиснику Вітчизни», собор – «За жертовність». Все. Жесть, как обидно, конечно. У меня целое знакомые – Остальцев, Гиббон, Дред Андрей – все со мной воевали, ни с лишним и не меньше – у них у всех уже «За мужність» уписывать, а у меня вот так вот. А с другой стороны – кому я нужен? 30-ке невыгодный нужен, потому что уже списан, Мелитопольскому военкомату я вообще-то совсем не нужен.
Вообще, когда первый один раз приехал в Мелитополь, наблюдал туловище, на нем три ряда медалей, а оно лежит пьяное, зарыганное перед ларьком. Мне его тогда хотелось просто раздеть, пускай бы уже голым лежал, чтобы люди не видели сего позора. За такое наказывать надо, чтобы люди видели, какими судьбами это не военный, а так, имитатор. Не верю, чего за такое ограниченное время войны можно медалей получи три ряда насобирать. Это надо было Лару Крофт уберечь.

Почему выбрали работу с кофе?
Я поработал в пиццерии, и в какой-никакой-то момент стало тяжеленько с людьми связываться. Я на семь месяцев пропал, упрощенно просидел дома, закрывшись. Когда тут точку с кофе открыли, ми предложили попробовать, из расчета на то, что, может, у меня с молодежью получится контактировать. Получилось. Вот уже несколько месяцев работаю. Разговариваю с людьми. Же я все равно их не понимаю.
И как народище? Помимо того, что непонятные?
Смотря на как будто обращать внимание. Я решил не замечать негатив, потому почему мне его и без того хватает. Работа – это комок жизни. У меня никогда не было такого, что я бери работу иду как на каторгу. Жизнь же и нате работе продолжается. Поэтому работу лучше любить, чтобы жизнь как-то позитивнее была.

Я наблюдала, как Вас с клиентами общаетесь. У Вас это очень легко и позитивно выходит.
Я, наверное, за счет позитива и выкарабкался. Мне снова врач говорил, что обычно с таким отеком мозга, (языко у меня был, люди просто сидят и слюнку пускают. Благодаря этому я стараюсь позитивить. Так нервная система расслабляется. Можно (без, обращать внимание на все плохое. Но я в психиатрии ранее три раза был – четвертый не хочу, берегу настоящий момент на будущее.
Какие есть практические способы истощиться из этого состояния, когда кажется, что никому маловыгодный нужен и все пропало?
У меня был свой род, который сам себе придумал. Взял бумажечку, написал получи и распишись ней «Пох*й :)». Каждый раз, когда начинал прокалиться или меня кто-то доводил – доставал эту бумажку, читал себя написанное – и отпускало. Меня эта бумажечка выводила обратно в норму. И кольцо общения урезал очень сильно.

Что общего посередке танкистом и баристой?
Техника. Если любишь технику – безвыездно будет четко, что в той профессии, что в той. Я а эспрессо, например, вообще не пью, по запахам научился осмотреться.
Вообще самое лучшее, что помогает, когда возвращаешься с войны – невыгодный забухать. Все. Вот просто взять и не забухать.
Вас шутили, что контуженные – это знак качества. Почему неизвестно зачем?
Не только контуженные. Все раненые. Мне если угодно, что человек, который пережил травму и все равно пытается позднее чем-то заниматься, развиваться и куда-то расти – сие уже суперчеловек. Таким больше хочется жить. Хочется выделывать что-то полезное.
Когда ты переходишь в ровный уровень обычного гражданина страны – чувствуешь себя обычным, исполняющим функцию, которая сойдет не решает. Но ощущение собственной нужности можешь отдать взад себе только ты сам.

Все фото: Эдуардик Крижановский